в голове ни зумзум
Представления о романе вы не получите, сути не уловите, желания прочесть не испытаете. Печаталось под впечатлением исключительно для себя.
Категорически не понимаю, как вышло, что я буквально проглотила за присест книгу, первые главы которой преодолевались лениво и со скрипом. Перед глазами пляшут картины больного, лихорадочного, но правдоподобного мира. Описанное в книге кажется вариацией на тему альтернативного развития истории, которое вполне могло воплотиться в реальности,просто человечество пошло по пути другого пиздеца.
Дают о себе знать японские корни писателя. Приверженность восточной традиции проявляется в недосказанности и своеобразной притчевости. Автор "говорит и не говорит" (совсем как книжные "опекуны" "воспитанникам"). Десятки "отчего" и "почему" взрываются в мозгу, но Исигуро незаметно вводит в транс, при котором читатель, подобно рядовому клону, перестаёт задаваться вопросами и воспринимает извращённую систему как нечто должное и само собой разумеющееся.
Горько от осознания, что правду либо замалчивают, либо облекают иносказательными смыслами для облегчения мук совести людей, так или иначе причастных к донорской системе. Здесь не принято говорить о неминуемом конце, поджидающем всех без исключения доноров после извлечения органов (т.н. "выемок"): клоны не умирают, но "завершают", а само слово "смерть" замечено мной лишь единожды (главная героиня выплюнула его в последних главах). Лично у меня при слове "выемка" внутренние органы стабильно сворачиваются узлом, настолько живо представляется рука в резиновой перчатке, жадно запускаемая в брюшную полость и извлекающая узлы кишок или трепещущее сердце.
Отсутствие гипертрофированных негативных эмоций (озлобленности на окружающий мир, обиды на судьбу, исступлённой обречённости, например), вполне уместных и в определённой степени ожидаемых, может вызвать недоумение, но книга не о борьбе вовсе — о жизни в, кгхм, достаточно специфических условиях, тем не менее, принимаемой и проживаемой героями такой, какая она есть.
Нахожу весьма символичным, что со вчерашнего вечера на слуху песенка
Категорически не понимаю, как вышло, что я буквально проглотила за присест книгу, первые главы которой преодолевались лениво и со скрипом. Перед глазами пляшут картины больного, лихорадочного, но правдоподобного мира. Описанное в книге кажется вариацией на тему альтернативного развития истории, которое вполне могло воплотиться в реальности,
Дают о себе знать японские корни писателя. Приверженность восточной традиции проявляется в недосказанности и своеобразной притчевости. Автор "говорит и не говорит" (совсем как книжные "опекуны" "воспитанникам"). Десятки "отчего" и "почему" взрываются в мозгу, но Исигуро незаметно вводит в транс, при котором читатель, подобно рядовому клону, перестаёт задаваться вопросами и воспринимает извращённую систему как нечто должное и само собой разумеющееся.
Горько от осознания, что правду либо замалчивают, либо облекают иносказательными смыслами для облегчения мук совести людей, так или иначе причастных к донорской системе. Здесь не принято говорить о неминуемом конце, поджидающем всех без исключения доноров после извлечения органов (т.н. "выемок"): клоны не умирают, но "завершают", а само слово "смерть" замечено мной лишь единожды (главная героиня выплюнула его в последних главах). Лично у меня при слове "выемка" внутренние органы стабильно сворачиваются узлом, настолько живо представляется рука в резиновой перчатке, жадно запускаемая в брюшную полость и извлекающая узлы кишок или трепещущее сердце.
Отсутствие гипертрофированных негативных эмоций (озлобленности на окружающий мир, обиды на судьбу, исступлённой обречённости, например), вполне уместных и в определённой степени ожидаемых, может вызвать недоумение, но книга не о борьбе вовсе — о жизни в, кгхм, достаточно специфических условиях, тем не менее, принимаемой и проживаемой героями такой, какая она есть.
Нахожу весьма символичным, что со вчерашнего вечера на слуху песенка
У Вас замечательный дневник, кстати
Спасибо)
Надо прочитать первоисточник.